Остались теперь лишь в воспоминаниях.
Опьянённый радостью дружбы,
Ты думал, что она будет длиться вечно,
Но она растворилась очередным сном,
Исчезла, не оставив и следа того тепла.
Вокруг тебя лишь безжизненный ядовитый туман.
Пустые грёзы
Эгоистичные, ужасающие видения
Распространяются, словно самый опасный вирус
Шесть месяцев назад Джанлука узнал о смерти своего отца. Нунцио приставил дуло пистолета к своему виску и спустил курок. Любой человек назвал бы это суицидом, но Джанлука не был любым.
Папа отдал свою жизнь боссу, чтобы защитить меня.
Он точно знал, что это была правда. Его отец был замешан в деле, настолько секретном, что он не сказал о нём своему сыну ни единого слова. Джанлука чувствовал, что в Пассионе скоро должен был произойти переворот, поэтому он созвал всех своих людей и приготовился к худшему. Меньше, чем через неделю, босс по собственному желанию раскрыл свою личность. Все были поражены — все, кроме Периколо. По очереди он посетил каждого Капореджиме и убедил их поддержать нового босса.
— Поклясться в верности Джорно будет наиболее правильным выбором, — говорил он.
Отец посвятил свою жизнь Пассионе, и теперь настала его очередь сделать то же самое. В благодарность за свои старания он получил всю территорию, которая до этого была подконтрольна его отцу, и быстро поднялся вверх по иерархической лестнице, выполняя поручения самого Гвидо Мисты. Однако он не мог гордиться своими достижениями: во всём этом была заслуга его отца, он сам был лишь подобием его силы — поэтому Джанлука старался держаться скромнее и не лезть, куда его не звали.
Как только Периколо получил сообщение, он направился к боссу, чтобы поставить его в известность о содержимом.
— Прошу прощения, — сказал он.
Босс сидел в одной из Неаполитанской библиотек, прикреплённой к местным средней и старшей школами и университету. Официально босс числился там учеником; он редко посещал занятия, но когда ему нужно было побыть наедине с собой, он часто приходил в это место — правда, только ночью, когда там не было других учеников.
Библиотека была ещё не открыта, поэтому свет был выключен, Периколо осторожно пробирался в темноте. Библиотекарям хватало ума не лезть в мафиозные дела, поэтому ни одного из них не было видно, когда приходил босс. В залах была абсолютная тишина, и нечему был прикрыть отдающийся эхом звук шагов Периколо. Чем дальше он шёл, тем более старые книги его окружали, пока вокруг него не остались труды на одной лишь латыни.
Юноша обнаружился в зале, посвящённом истории искусств. Он сидел на высокой лестнице, предназначенной для того, чтобы доставать книги с верхних полок, и листал «Politicita di Michelangelo» авторства Джиорджо Спини.
— Я вас не отвлекаю?
Даже не посмотрев на него, юноша махнул рукой, давая знак, чтобы тот продолжал. Периколо поклонился и заговорил:
— Мы получили доклад от Канноло Муроло. Они уничтожили лидера бригады наркотрафика Владимира Кокаки. Осталось трое.
— Какая жалость, — произнёс босс, — он был хорошим человеком.
Самолично отдав этот приказ, тот всё равно выказывал своей жертве уважение. Периколо в очередной раз поймал себя на том, что вслушивался в тембр голоса босса: его отстранённое достоинство напоминало величие органа, звучащего в огромном соборе.
— Однако это ещё далеко не конец, — добавил босс.
Периколо выпрямился, стараясь выглядеть перед ним солидно.
— Да, боюсь, что так. В сообщении не было ни слова о Массимо Вольпе. Возможно, Кокаки напал в одиночку, чтобы выиграть своим людям время и дать им сбежать. Об их местоположении ничего не известно.
Юноша кивнул и снова посмотрел на книгу в своих руках. Даже в том, как он переворачивал страницы, была какая-то особая грация, от которой было невозможно оторвать глаз.
— У вас есть каким-нибудь дальнейшие указания?
Босс махнул рукой. Больше ничего.
— Вы уверены, что не хотите, чтобы я и мои люди приняли участие в этой операции? Учитывая силу бригады наркотрафика, не послали ли вы за ними слишком мало людей… — Он предлагал это не первый раз. Юноша даже не посмотрел на него: повторять одно и то же было глупо. — Можно мне задать вам один вопрос?.. — произнёс Периколо, собираясь с духом. Босс кивнул. — Вы доверяете Фуго? Лично мне тяжело верить такому, как он. Мой отец отдал жизнь за Пассионе, Фуго же бросил в беде своих товарищей и беззащитную девушку, чтобы спасти свою жизнь. По моему мнению, поручать подобному человеку столь важную миссию… неблагоразумно.
Периколо был абсолютно готов к наказанию за свои слова, но было непохоже, что босс был хоть немного зол.
— Я понимаю твою позицию, — сказал он.
— Тогда… Почему?
Ответа не последовало. Периколо пришлось смириться с этим.
— Я могу выслать Сицилийской полиции ориентировки на Вольпе, если хотите. Они свяжутся с нами, если что-то найдут?
Босс снова отрицательно покачал головой. То, что он сказал дальше, поразило Периколо настолько, что тот едва сдержал вскрик удивления:
— Что?! Что вы имеете в виду под «они сами нам скажут, где находятся»?
— Что это за ад? — Шила И нахмурилась и вошла за ним.
— Это местная сицилийская мафия. Они не связаны с Пассионе. Эти ребята были друзьями Кокаки… И, когда он умер, решили, что больше не обязаны прятать его людей. К сожалению, закончилось это плохо только для них.
— Они сделали такое с людьми, которые совсем недавно были их союзниками? — спросил Фуго. Он был в большей степени озадачен, нежели напуган. — Если эта сицилийская банда отказала им в поддержке, они могли просто сбежать. Им бы не составило труда просто уйти. Не было причины… вырезать их как животных.
Подобная жестокость обычно является знаком для тех, кто найдёт её позднее, но под этим есть ещё и другая причина. Эта ярость была следствием отчаяния и злости из-за случившегося.
Шила И посмотрела на него.
— Они не были союзниками, — угрюмо ответила она.
— Что?
— Никакого доверия не было с самого начала. У них никогда не было товарищей или прочных связей с кем-либо. Члены бригады наркотрафика всегда полагались только друг на друга.
Она бросила безразличный взгляд на ошмётки тел. Фуго почти спросил, было ли это описание подходящим и для неё самой, но решил всё же не делать этого. Он чувствовал, что её к нему отношение недавно изменилось: сначала она постоянно прожигала его взглядом, а теперь изо всех сил старалась не глядеть на него. Возможно, причина была в том, что он чуть её не задушил во время схватки с Кокаки.
Но я же не знал, была ли она под его контролем в тот момент или нет. У меня не было выбора… но похоже, что она злится на меня.
Настроение у Фуго было удивительно паршивое — ощущение того, что он загнан в угол, никак не пропадало. Муроло, напротив, словно не замечал повисшего между ними напряжения.
— Нам даже не придётся их искать! Они будут оставлять за собой горы трупов, просто указывая нам место своего назначения! — радостно сказал он, довольно цыкнул и вышел из комнаты. Минуту спустя они услышали звук хлопков с его стороны: Муроло использовал свой станд. Фуго и Шила И последовали за ним и увидели, как карточная башня привычно разрушается.
— Ортиджа, — произнёс туз пик и рухнул на стол. Муроло зааплодировал, карты поднялись, поклонились и скрылись у него под шляпой.
— Ну и…?
— Ортиджа, Ортиджа… Они двигаются на юг в сторону Сиракуз.
— Ортиджа — это же остров в центре Сиракуз, да? — сказала Шила И с сомнением в голосе. — Но там же ничего нет, кроме руин и исторических памятников. Что им там нужно?
— Можно спросить, как только поймаем. Если, конечно, они это переживут, — сказал Муроло, доставая из кармана свой телефон. Он быстро набрал номер, а затем заговорил: — Это я. Да, достаньте нам один. Они направляются в Сиракузы. Убедись, что там будет достаточно топлива.
— Топлива? Что ты только что заказал нам? — спросила Шила И.
— Вертолёт, что же ещё? — сказал Муроло, убирая свой телефон. — Он доставит нас в Сиракузы раньше, чем туда прибудут наши враги. Мы уже будем ждать их там.
Фуго нахмурился. Однажды ему почти довелось полетать на этом виде транспорта: один из них нашёл Наранча. «Это ключ от вертолёта! Если мы используем его, нас никогда не поймают! Мы сможем улетать куда захотим!» Им ни разу так и не довелось тем воспользоваться, но если бы пришлось это сделать, был бы Наранча так же счастлив и возбуждён, как и во время его первого путешествия на яхте? Или серьёзность их миссии не позволила бы ему так беззаботно радоваться?
Он никогда не нервничал чересчур, не мог находиться в напряжённом состоянии слишком долго. Вероятно, просто был не способен сосредоточиться на чём-то, будучи беспечным по своей природе.
Может, это и привело его к смерти? Фуго сжал зубы. Он даже представления не имел о том, что произошло. Его там не было. Он не пошёл с ними тогда. Поэтому сейчас он был здесь.
Абаккио он мог понять: Фуго знал, что он так и не смог избавиться от чувства стыда за тот вред, который он успел причинить обществу, пока был полицейским. Абаккио вступил в Пассионе, потому что ему нужно было дело, которому можно было себя пожертвовать, отдать без остатка. Ему было плевать на Триш, он просто пошёл за Буччеллати, потому что тот сказал, что считал это правильным. Этих слов было достаточно для Абаккио.
С Мистой всё тоже было понятно. Скорее всего, он не колебался ни секунды. Вероятно, надеялся отхватить часть сокровищ босса или что-то в этом духе. Единственная причина, по которой он сразу же не запрыгнул в лодку, была в том, что в таком случае он оказался бы четвёртым человеком в ней. Он ждал Абаккио, чтобы сесть следом за ним и стать пятым. Уверенность Мисты в том, что удача будет на его стороне до тех пор, пока он будет избегать числа четыре, уже давно вышла за рамки суеверия и превратилась в какую-то персональную религию, которую понять было абсолютно невозможно.
А Джорно…
Фуго почувствовал, что у него по спине пробежал холодок. Если он в чём-то и ошибся тогда, то это произошло, когда он решил, что командовал парадом Буччеллати… Когда на самом деле у руля с самого начала был Джорно. Он должен был пытаться переубедить их новичка, а не лидера. У Джорно Джованны была цель — убить босса и занять его место, Буччеллати же просто следовал за ним.
Кстати, Джорно же предлагал сам отвести Триш к боссу. Абаккио был против, поэтому в итоге с ней пошёл Буччеллати… Возможно, всё же следовало отправить туда Джорно. Если бы там был он, возможно, ничего бы из этого не произошло.
Может быть, он бы позволил Триш умереть. Пожертвовал бы ей, чтобы раскрыть личность босса, — и это бы позволило им придумать более безопасный план, в результате которого погибло бы меньше людей. Не то чтобы Фуго желал, чтобы события пошли таким путём, но если бы это случилось… Фуго бы ни за что не ушёл. Если бы только Абаккио позволил Джорно пойти… Нет, в этих размышлениях не было никакого смысла.
В конечном счёте, все они лишь волей случая оказались вовлечены в противостояние Джорно и Дьяволо — две мощнейших личности, которые должны были выяснить, кто из них достоин править на этой земле. Не так важно, выжили ли они или умерли в результате этого конфликта — повлиять на результат было невозможно, они все были лишь случайными жертвами.
Так о чём же ты думал, Наранча?
Этот вопрос не давал ему покоя, как рыбная кость, застрявшая в горле. Фуго старался убедить себя в том, что поступил правильно, что его выбор был верным — но не получалось.
Наранча пошёл с ними. А я не смог.
Это была единственная правда, и отрицать её было глупо.
Что значило это «Триш — это я!», Наранча? Что ты чувствовал?
Вертолёт всё приближался к Сиракузам. За штурвалом был пилот из Пассионе, на кресле рядом с ним сидел Муроло. Шила И расположилась рядом с Фуго позади них. Скрестив руки на груди, она молчала и смотрела куда-то в сторону.
Фуго бросил на неё мимолётный взгляд. Она весьма мало говорила, этим напоминая Триш.
— Слушай, если бы ты… — заговорил он.
— Что? — резко прервала его Шила И, даже не повернувшись в его сторону.
— Эм, ну… Если бы ты внезапно оказалась в компании группы странных парней, как бы ты себя вела?
— Что за вопросы?
— Просто интересуюсь.
— Не знаю. Постаралась бы сделать так, чтобы меня никто из них не трахнул?
— Эм?
— Общалась бы с ними как можно меньше. — Она пожала плечами.
Фуго удивлённо моргнул. Может, из-за этого Триш вела себя так враждебно? Она пыталась выстроить между ними стену, чтобы обезопасить себя? Она вела себя так высокомерно не потому, что была дочкой босса, а потому что так она чувствовала себя в безопасности?
Однако…
Он вспоминал поведение Триш и, как ни старался, не мог найти в себе никакой жалости к её судьбе. То, что она не хотела боли, не значит, что нужно было причинять её окружающим. Он не мог простить её.
Может, причина в том, что она причинила боль мне?
Ему не нравилась эта мысль. Неужели он на самом деле ненавидел её за то, что она стала поводом для его разрыва с Буччеллати? Был подсознательно обижен на неё за это? Фуго понял, что едва ли это было справедливо, но чем больше он об этом думал, тем яснее осознавал, что его чувства не зависели от его желаний. Фуго снова задумался, и в кабине повисла тишина — не совсем тишина, конечно: винты вертолёта всё ещё были ужасающе шумными.
— Фуго, — внезапно произнесла Шила И. — Ты…
Она не закончила свой вопрос. Фуго посмотрел на неё, но было похоже, что она передумала высказывать свою мысль, а он не горел желанием настаивать. Эта тишина казалась Муроло неприятной, и он стал донимать управляющего расспросами:
— Эй, пилот, мы не слишком высоко летим? Опустись пониже.
— Чем выше мы летим, тем меньше вероятность, что нас заметят. Сейчас нас почти не видно с земли. Разве вы в первый раз летаете на вертолёте?
— Да плевать мне, хорошо нас видно с земли или нет, они и так знают, куда мы направляемся.
— Если мы опустимся, то не сможем лететь так быстро, а вы вроде торопились, если мне не изменяет память.
— Да господи! Мы всё ещё быстрее, чем машина или поезд! Просто делай, как я…
Муроло не договорил, уставившись на что-то за окном. Недалеко от них летела маленькая птичка — летела с той же скоростью, что и вертолёт.
— Какая у нас сейчас скорость?
— Что? Вы сказали, что торопитесь, так что я гоню тут изо всех сил. Это хороший вертолёт, сейчас набрали около 250 километров в час.
— Тогда… Что не так с этой птицей? — Муроло указал пальцем в окно.
Та выглядела так, как будто эта скорость была совершенно нормальной, и поддерживать её не составляло больших усилий. Ни одна нормальная птица не подлетела бы так близко к вертолёту: вращающиеся с бешеной скоростью лопасти создавали опасные воздушные потоки, которые должны были делать место вокруг невозможным для полёта — но птичка вела себя так, как будто спокойно парила в штиле,с каждой секундой только приближаясь.
— Эм-м...
— Нет! Это не птица! Это враг!.. — закричал Муроло.
Было слишком поздно. Вертолёт резко начал падать вниз, как камень, брошенный со скалы.
Девочка, которая не могла жить без наркотиков, решила обрушить всю свою бездонную, до этого сдерживаемую, ярость на них.
Ла, ла-ла… ла-ла-ла-ла, ла-ла, ла…
Песня отдавалась эхом в его голове, но была настолько тихой, что больше походила на шум ветра. Он даже не мог сказать, как долго уже её слушал.
— …м-м?
Фуго поднял глаза. Он сидел в комнате, чьи стены были плотно заняты полками с множеством старых книг. Аудитория. В Болонском университете. Прямо напротив него стоял разгневанный профессор, отчитывая его:
— О чём ты вообще думаешь? Считаешь, что тебе так просто сойдёт с рук, если ты будешь игнорировать занятия по фундаментальным наукам? На меня смотри! Я с тобой разговариваю! — Фуго встретился с ним взглядом, и профессор кивнул. — Ты способен на большее, Фуго. Ты иногда ведёшь себя так, как будто кроме тебя здесь никого и нет, и это вина твоих родителей. Но твои родители — это не ты, и ты — это не твои родители. Ты здесь не для того, чтобы помочь своей семье укрепить своё положение, а для того, чтобы раскрыть собственный потенциал.
Неожиданно дверь в аудиторию распахнулась, и зашёл помощник профессора.
— У меня плохие новости, Фуго. Твоя бабушка при смерти, и тебе нужно немедленно ехать к ней.
Профессор помог ему раздобыть билет на скорый поезд, и к вечеру он уже был дома.
— Ох, Панни, радость моя. Я чувствую себя куда лучше уже просто потому, что вижу тебя.
Его бабушка поправилась, и Фуго чувствовал, что у него буквально свалился камень с души. Вся его семья пришла навестить её, и они были рады её выздоровлению. Фуго не мог словами описать, как он был счастлив: в конце концов, они были семьёй — и любили друг друга.
Каникулы были на носу, так что администрация университета разрешила ему не возвращаться обратно. Отправив некоторые бумаги, он направился на рыбалку со своими братьями, но по прибытии в порт они узнали, что лодка, которую они загодя арендовали, сломалась и была непригодна для использования. Пока они пытались разобраться с произошедшим, другой капитан предложил им воспользоваться его судном. Клиенты, которые уже были на борту, оказались против компании:
— Мы просили, чтобы на лодке кроме нас никого не было!
— Но места тут хватит на всех!
— Нет, не хватит! Делай, как я говорю!
— Хорошо. Проваливайте с моего корабля. Когда наши друзья в беде, мы им помогаем — это закон моря.
— Что?!
Разгневанный клиент заметил, что вокруг уже начала собираться толпа, и решил сдаться. Капитан подозвал Фуго и его братьев и помог им залезть в лодку.
— Мой сын будет рад вам помочь. Бруно!
— Да, папа? — Рядом мгновенно появился парень.
Ла-ла лэ-ла, ре-ла-ла-ла ла…
Его звали Бруно Буччеллати; он был года на три старше Фуго.
— Ты уже ходишь в университет? Вау.
— Да ничего особенного.
— Я пытаюсь заниматься самообразованием, читая книги, но пока идёт довольно медленно.
— Что читаешь?
— Макиавелли.
— «Государь»?
— Ты, наверное, уже читал его, да? Мне очень нравится история. Я знаю, что идеалом Государя для Макиавелли был Чезаре Борджиа, но мне кажется, что сам Макиавелли не был таким человеком, хотя и пытался им казаться. Думаю, он был весьма прогрессивным реалистом и хотел показать людям, что думать тоже нужно в меру, — иначе можно пропустить момент, когда нужно будет действовать.
— Неплохая теория.
— Не ожидал услышать что-то подобное от сына рыбака?
— Я не ожидал, но я и не удивлён — такие размышления тебе весьма подходят.
— Ты не слишком похож на аристократа, тебе говорили? Совсем не заносчивый.
— Ага…
— Но это же не плохо!
— Можно спросить у тебя совета?
По какой-то необъяснимой для него самого причине Фуго чувствовал себя очень комфортно рядом с Буччеллати и не стал препятствовать неожиданному желанию поделиться с тем своими проблемами — тем более, слушали его внимательно. В результате они быстро сблизились и стали хорошими друзьями; каждый раз, когда Фуго приезжал к родным, он обязательно заходил к Буччеллати в гости.
Однажды отец Буччеллати пришёл к Фуго домой.
— В последнее время полиция стала задавать много вопросов. Они почему-то считают, что я как-то связан с торговлей наркотиками.
— Из-за чего?
— Я не хочу говорить плохо о других рыбаках, но некоторые из них точно помогают ввозить их. Должен ли я рассказать полиции об этом?
— Звучит очень рискованно. Если мафии станет известно о том, кто их сдал, у вас будут проблемы.
— То же самое говорит мне мой сын. Но ты же хорошо разбираешься в законах и всем таком? Ты можешь мне помочь?
— Я сделаю всё возможное.
Лэ-ла-ла ла-ла, ла-ла-лэ-лэ ла-ла…
С этого момента началось медленное вхождение Фуго в преступный мир. Буччеллати всегда нравился людям, и вокруг него начала собираться компания: он спас парня по имени Наранча, когда его уже вот-вот должны были отправить в тюрьму за преступление, которого он не совершал, и убедил полицейского по имени Абаккио не брать взяток. Оба они вскоре стали друзьями Буччеллати.
Они были своего рода командой, которую все знали. Частью любой более крупной мафиозной семьи они не являлись, и горожане полностью им доверяли. Гангстеры, видимо, просто решили, что они не стоили внимания.
— Фуго, где твоя жажда приключений? — воскликнул Наранча. Услышав это, Миста засмеялся.
— Кто бы говорил! Да тебя даже не заставить попробовать еду, которая кажется тебе подозрительной. Когда мы ходили в ресторан с морской кухней на прошлой неделе, ты ел одни только фрукты!
— Заткнись. Я люблю фрукты.
— То, какой ты привереда, лишь показывает, насколько ты ребёнок.
— Я не ребёнок!
Абаккио выпрямился и вступил в разговор.
— Тебе стоит лучше питаться, Наранча, — посмотри на себя, кожа да кости. Паста, пицца — что угодно, только ешь, Бога ради! И перестань вечно заказывать только сыр и грибы, тебе нужно мясо! Говядина, свинина! Иначе ты никогда не вырастешь!
— Так, послушай, я не маленький, окей? Это ты слишком высокий, Абаккио. И слишком пугающий.
— Я полицейский.
— Не очень-то похоже! Ты вечно прогуливаешь работу и болтаешься с нами! Если ты будешь так продолжать, тебя никогда не повысят!
— Не очень-то и хотелось. Они дают повышения тем, кто набирает высокие баллы в тестах, а эти тесты — абсолютно необъективные. От меня больше пользы, когда я рядом с Буччеллати, чем когда я на патрулировании.
— Тесты? Это такая шпилька в адрес Фуго?
— Ты всегда занимаешь первое место во всех тестах?
— Я так стараюсь только потому, что это помогает Буччеллати. Когда люди пытаются смеяться над тем, что он не ходил в школу, он отвечает, что я — лучший студент Болонского университета.
— Ты всё портишь.
— Наранча, у тебя тоже самые высокие результаты в своей школе?
— Ага. Если считать с конца.
— Эй!
— Нет, слушай, я помню, что ты получил награду за волонтёрскую работу. В газете прочитал!
— Это случайно вышло!
Обычный разговор, обычный ужин — так почему же этот момент казался ему таким драгоценным? Потому что только люди, чьи жизни наполнены смыслом, могут испытывать такую степень счастья? Фуго благодарил небеса за то, что они все сделали правильный выбор в своей жизни.
Буччеллати вошёл посреди очередного взрыва смеха за их столом.
— Ох, все уже тут.
— Как дела, Буччеллати? Зачем ты нас всех собрал?
— Ну, — начал Буччеллати, — я хотел вас кое с кем познакомить.
Он открыл дверь и жестом пригласил кого-то зайти. Это была молодая девушка, и на её лице удивительным образом сочетались своеобразная жёсткость и улыбка.
— Она в последнее время много мне помогала.
— Приятно с вами познакомиться. Меня зовут Триш Уна.
Она оглядела их всех и слегка наклонила голову в приветственном кивке.
— Раз уж вы о ней слышали, то я избавлен от излишних объяснений. Мы теперь будем работать с компанией её отца.
— Да ладно, неужели..? — Наранча был настолько поражён, что его глаза буквально сияли.
Абаккио резко ударил его ладонью по рту, обрывая фразу посередине.
— Тихо, надо следить за тем, что и при ком ты говоришь.
— Буччеллати много мне о вас рассказывал. Говорил, что абсолютно и полностью вам доверяет.
Триш неожиданно вытащила коробку из-за своей спины.
— В честь начала нашего сотрудничества я испекла торт для всех.
Наранча с энтузиазмом первым схватил кусок торта; Абаккио и Фуго были следующими.
— Я, пожалуй, тоже не откажусь, — сказал Миста и тоже взял кусок.
Что?
Фуго уставился на него.
— Миста?..
— Что?
— Ты сейчас… Ты уверен, что всё в порядке?
— Ты о чём?
— Но… Ты четвёртым взял порцию торта. Ты же боишься числа четыре.
Неожиданно Миста будто обмер, став похожим на куклу. Фуго резко обернулся и посмотрел на остальных — Наранча и Абаккио тоже превратились в кукол. Безжизненные и пустые марионетки, застывшие в одной позе.
— Что за..?
— Ты здесь заперт, — тихо сказал Буччеллати, но голос этот принадлежал не ему, а какому-то старику.
— Ты… Владимир Кокаки?
— Ты спишь. И этот сон будет вечным.
На лице Буччеллати начали появляться морщины. Он ужасающе быстро старел. Фуго рванул вперёд, пытаясь схватить его, но Буччеллати отстранился быстрее. Кусок торта, который Фуго держал в руке, упал, и пол под его ногами разлетелся на осколки будто стекло. Он начал падать… в никуда.
— Тебе никогда отсюда не выбраться. Это падение будет вечным...
Он слышал, как Кокаки смеялся ему вслед — а пение всё продолжалось.
Ла-ла-ла, лэ-ла-ла, лэ-лэ-ла-ла-ла…
Фуго наконец понял, что это была за песня. Это была Vitti 'na Crozza, но исполненная на удивление плохо. Голос был ему незнаком. Смех Кокаки будто становился вс` громче и обволакивал его со всех сторон.
Неужели я… был под воздействием его силы всё это время? С нашей схватки в Театре?
Может, ему только привиделось, что он победил? Если его догадка была верна, то всё было кончено. Для него не было спасения, но…
Нет! Всё это ложь!
Фуго сосредоточился на чувстве своего падения. Он не просто летел вниз — он вращался, падал штопором. Всё было по-другому… Ощущение было не похоже на атаку станда Кокаки: Фуго замечал изменение своего состояния.
Значит…
Он падал на самом деле. Так же, как и куклы его друзей, в том числе и Триш.
Она наверняка…
Всё так же продолжая падать, он протянул к ней руки — как в тех видео с парашютистами, которые составляют в воздухе разнообразные фигуры. Он коснулся пальцами её щеки… а затем крепко схватил и ущипнул её так сильно, насколько был способен.
— Твою мать! — Шила И резко дёрнулась, освобождая своё лицо, и обернулась в сторону кабины управления.
Было уже слишком поздно: пилот прокусил свой язык и был очевидно мёртв. Скорее всего, станд показал ему сон настолько ужасный, что он предпочёл самоубийство его продолжению. У Муроло изо рта шла пена, а глаза закатились так, что видно было только белки.
У нас нет на это времени!
С каждой секундой море становилось ближе. Шила И наклонилась вперёд и постаралась потянуть на себя рычаг, но он почти не подался — спасти вертолёт было уже невозможно.
— Чёрт!
Она призвала Voodoo Child, и он бросил Фуго в сторону двери, выбив её: та отвалилась и вместе с Фуго полетела в море. Они были пугающе высоко, и если бы он проснулся, то у него бы был шанс выжить, но если нет… Шила И бросилась следом за ним, едва успев: секунду спустя вертолёт рухнул в воду и разломился на части. Ещё через мгновение раздался взрыв двигателя, и в воздух поднялся столб воды. Шила И вынырнула на поверхность и начала судорожно глотать воздух.
— Ф-Фуго?! — оглянулась она по сторонам.
Он был совсем неподалёку, но Шила И не могла понять, был ли он в сознании или нет. Она попробовала плыть в его сторону, но его подхватил водоворот, созданный упавшим вертолётом, относя в сторону. Шила И напряглась и поплыла ещё быстрее: она знала, что могла сделать это. Когда она была ребёнком, то постоянно плавала в быстрых реках, — напоминала она себе. Раз за разом повторяя себе это, она напрягала мышцы изо всех сил, и наконец ей удалось его догнать.
Схватив Фуго за воротник, Шила И потянула его за собой к ближайшим скалам. Она чувствовала слабый пульс, но дыхания не было, так что единственным вариантом было искусственное дыхание: она наклонилась над ним, зажимая тому нос и вдыхая воздух в его лёгкие.
На четвёртом подходе Фуго закашлял, и из его рта полилась вода. После нескольких глубоких вдохов, он открыл глаза.
— Господи… Мы живы? — он огляделся. — Что насчёт Муроло и пилота?
Шила И покачала головой. Фуго скрипнул зубами и застонал, с бессильной злостью покачав головой несколько раз, а затем тяжело выдохнул, подавляя свои эмоции.
— Что теперь? — обратилась к нему Шила И. — Нам стоит позвать на помощь и подождать, пока нас вытащат?
Фуго отрицательно покачал головой.
— У нас нет на это времени. Если они атаковали нас в такой обстановке, значит…
— Ты имеешь в виду, что… Муроло сказал, что они направляются на Ортиджу. Если им нужно там что-то конкретное, то они просто пытаются нас задержать…
Фуго кивнул.
— Именно. Они знали, что мы торопимся на Ортиджу, значит, для них логичнее было просто выбрать другое направление — но то, что они пытались нас задержать, означает, что на Ортидже им нужно что-то конкретное, и они хотят получить это первыми. Кокаки был родом с Сицилии, и мне кажется, он знал: там было спрятано нечто, что теперь так отчаянно желают заполучить его соратники.
Солнце начало медленно погружаться за горизонт. Была уже почти ночь.
Витторио с торжеством поднял вверх кулак.
— Не все из них мертвы, — сказал Вольпе. — Всплеск был не таким, какой нужен был. Слишком разрозненный. Перед падением открылась дверь, и кто-то успел выбраться оттуда.
Анжелика кивнула.
— Night Bird Flying — станд дальнего действия, делает то, что хочет, так что мне не очень понятно, что произошло, но я чувствую, что умер только один или двое. И как минимум один точно выжил.
— Давай считать, что двое: Фуго и Шила И.
— Но, по крайней мере, мы их замедлили. Этого достаточно. Я доделаю её работу, — сказал Витторио, с энтузиазмом потирая ладони.
— Стой! — оборвал его Вольпе. — Витторио, ты должен как можно скорее двигаться в сторону Ортиджи.
— Чё? Почему?
— Может, мы их и замедлили, но Пассионе теперь известно, что мы что-то ищем. Кто-то из нас должен заполучить маску раньше, чем они поймут, что к чему. Из нас троих ты лучше всех можешь работать в одиночку из-за твоей хорошей защиты. Мы останемся здесь и добьём их.
— Давайте я заберу маску, а вы…
— Нет, Витторио. Я не могу быстро перемещаться, — прервала его Анжелика.
Витторио скривился. Она была слишком слабой для того, чтобы бежать или сражаться, и он сам знал это — а Вольпе не мог её бросить, так как должен был постоянно присматривать за ней, чтобы помочь в случае ухудшения её состояния. Оставался только Витторио.
— Не беспокойся, Витторио, — сказала Анжелика и взяла его лицо в свои ладони. Она приблизилась к нему и поцеловала несколько раз: в щёки, в лоб, в нос. — Мы верим, что ты справишься. Ты сильный. У тебя всё получится, я в тебя верю.
Она звучала, как успокаивающая маленького ребёнка мать. Витторио кивнул.
— Хорошо. Если я потороплюсь, то вы будете в безопасности. Но Вольпе, вы тоже на месте не стойте, подтягивайтесь по возможности.
— Чтобы мы могли встретиться как можно скорее после того, как ты найдёшь маску? Я так же хотел сделать.
— Окей! Решено!
И он убежал.
— Что они там ищут? Информацию? Или какую-то вещь?
Фуго старался строить предположения, но объективно понимал, что не мог делать выводы. Если это был предмет, в силах спрятать их — наподобие черепахи, которую Дьяволо передал Буччеллати, — то у них были огромные проблемы. У них не было бы и шанса закончить свою миссию, без карт Муроло можно было вообще ни на что не надеяться.
А если такое случится, то я докажу Пассионе, что ни на что не способен. Второго шанса у меня не будет, Миста меня убьёт.
У Пассионе наверняка были и другие люди, которых можно было послать в погоню за бывшей бригадой наркотрафика. Это был его последний шанс, провал был недопустим — по этой единственной причине он не дал Шиле И вызвать подмогу. Он пытался придумать какое-то убедительное оправдание, но, на самом деле, он просто был напуган.
Если они пришлют нам подкрепление, то я могу даже не сомневаться, что у них будет приказ убить меня. В этом мире бесполезным нет места — без исключений.
С Шилой И всё было бы в порядке. Она не совершала ошибок до этого, никого не предавала, не бросала товарищей в беде. Миста доверял ей, и ведь делу по поимке Вольпе ход дала именно она. Скорее всего, этого было бы абсолютно достаточно для того, чтобы избежать наказания, и возможно, её бы даже повысили. Вся вина легла бы на Фуго, все поощрения достались бы ей.
Твою мать. Я просто должен их остановить. Но что, если у меня не получится?
В этих мыслях не было смысла, однако он не мог выкинуть их из головы. Был ли у него шанс сбежать? Он сбежал от Дьяволо, потому что знал, что у него не было бы и шанса в схватке с ним — но Джорно Джованна убил Дьяволо. Мог ли Фуго сбежать от него?
Я убил Кокаки. Теперь я не могу присоединиться к Вольпе… нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет! Почему я вообще рассматриваю такой вариант? Это глупо; то же самое я сделал и в прошлый раз. Я слишком много думаю… Поэтому я и не смог сесть в ту лодку!
Эта мысль поразила его.
Он не смог сесть в лодку.
Не «не хотел», а «не смог».
Было ли это правдой? Может, на самом деле он хотел сесть в ту лодку? Может, он хотел пойти с остальными? В глубине души?
Но если это так…
Это было так на него не похоже. Буччеллати всегда рассчитывал на его ум и логику, Фуго был приучен выбирать самый разумный вариант.
Нет, подожди… подожди…
Но эту мысль уже нельзя было вернуть назад. Почему он не смог сесть в ту лодку? Потому что никто не ожидал от него этого. Кто не ожидал этого? Буччеллати — но ведь именно Буччеллати и сказал им садиться в ту лодку…
Нет. Нет. Он не говорил этого.
Знайте, это не приказ. Даже не просьба, — были его слова. Именно поэтому Наранча умолял его приказать ему сесть в лодку.
Значит… я поймал его на слове? Это был не приказ, поэтому…
Пока у него не было конкретного приказа, от него ожидали, что он будет выбирать путь наименьшей опасности; будет избегать любых проблем, пока не станут ясны дальнейшие действия. Было ли это причиной, почему он примёрз к месту в тот день?
Фуго казалось, что он наконец понял то, что произошло тогда, но неужели здравый смысл, вбитый в его голову с самого рождения, обладал над ним такой властью?
Я…
Фуго внезапно понял, что он весь дрожал, как осиновый лист на ветру, обхватив свои плечи руками. Шила И искоса посмотрела на него.
— Ты напуган?
Фуго широко открыл глаза от удивления.
— Что?
— Ты боишься Вольпе?
— Нет, я… эм…
— Честно говоря, я не особо-то их боюсь, — резко сказала она.
Фуго не ожидал этих её слов. Она звучала не уверенной — скорее безразличной.
— Я боюсь того, что будет после, — добавила она.
— После? — переспросил Фуго, уставившись на собственные ладони.
Она не ответила, вместо этого задав другой вопрос:
— Это был ты, я права?
— Что?
— Это ты его прикончил, да? Того парня, который убил мою сестру, Иллюзо? С помощью Purple Haze.
Фуго промолчал.
— В тот момент, когда я увидела смерть Кокаки, мне стало ясно. Всё было точно так, как и описал Джорно. Это — самый худший способ умереть, который существует в этом мире. Самая болезненная и ужасная смерть. Его плоть гнила и плавилась прямо на нём. Он умер в тот момент, когда ты сломал ему шею, но я думаю, что ещё несколько секунд он чувствовал это, успев пожалеть о том, что вообще родился.
Ему нечего было ответить.
— Я знаю, что ты не пытался наказать Иллюзо — но ты это сделал. Я должна тебе и Джорно больше, чем смогу когда-либо отплатить. Я знаю это, но… — По её лицу пробежала гримаса боли. — Мне стало страшно. Когда я видела, как ты сражался с Кокаки, всё, что я могла делать, — это стоять в стороне и смотреть. Это было чересчур для меня. Правда в том, что… — Шила И вздохнула. — Я думала, что он был прав. Я была согласна с его словами. Знала, что не смогу одолеть его.
— Такова сила его станда.
— Нет. Дело было не в этом. Его станд сработал на мне только потому, что я сама подумала об этом. Я не могу сражаться с человеком, если знаю, что он более «прав», чем я. Это мой предел — но в этом мире столько вещей, про которые нельзя однозначно сказать, правильные они или нет. Если бы я когда-либо оказалась в ситуации, где мне нужно было решать, предать кого-то или нет… Не думаю, что смогла бы заставить себя оставаться верной.
Глаза Фуго расширились от удивления.
— Что? Что ты сейчас сказала?
Она не ответила.
— Я почти договорила. Я поклялась отдать свою жизнь за Джорно. Я знаю, что он более «прав», чем сам Бог, но если я когда-то не буду с ним согласна, то я не смогу ничего сделать. Всё, что мне останется, — это побег.
Она была готова расплакаться.
— Шила И… ты… — начал Фуго, но не сумел закончить.
Машина, которая ехала перед ними, резко повернула, даже не пытаясь затормозить — просто улетела прямо вниз с утёса. Было очевидно, что это был не несчастный случай — и он был не единственным: машина за машиной либо падали в море, либо врезались в стену сбоку. В авто, которое вела Шила И, неожиданно врезались сзади, после чего та машина уткнулась в стену и взорвалась. Таких инцидентов становилось всё больше: транспортный поток разворачивался на встречную полосу, задевал сбоку, разьивая обшивку. Выглядело это так, словно все водители с ума посходили: нет, не «как будто» — они на самом деле сошли с ума.
— Это её рук дело!
Что это ещё могло быть, кроме Night Bird Flying Анжелики Аттанасио. Неужели она их нашла? Нет, станд действовал на слишком большом радиусе, атака не была направлена конкретно на них.
Да она готова убить здесь всех, если сможет так избавиться от нас! Ей плевать, если погибнут сотни мирных жителей!
Абсолютная темнота души его врагов ужасала Фуго.
— Мы, скорее всего, тоже попадаем под воздействие её силы, — сказала Шила И. — Мы оба пострадали при падении вертолёта, так что эндорфин в нашей крови до поры до времени защищает нас, но вряд ли это надолго.
Фуго надавил рукой на раненый бок. Было больно, но в данных обстоятельствах боль была утешительной.
— Если перестанем чувствовать боль, значит стоит начинать нервничать, — сказал он. — Ну так… какой план? Чем ближе мы будем к Ортидже, тем меньше вменяемых людей там будет. Они наверняка быстро нас вычислят… Не думаю, что у нас есть выбор. Нужно действовать как можно быстрее, атаковать в лоб.
Шила И резко ударила по тормозам. Машина остановилась настолько внезапно, что Фуго чуть не ударился лбом о стекло. Дверь с его стороны распахнулась: снаружи стоял Voodoo Child, который и открыл её. Он схватил Фуго за шкирку и выволок его из машины. Не успел он подняться на ноги, как дверь перед его лицом уже захлопнулась.
— П-подожди! Шила И?
— Я не могу сделать это. Оставляю это на тебя. Сделай всё, что в твоих силах, ради Джорно, даже если это и «неправильно».
Она нажала на газ и стремительно понеслась вперёд, в направлении Ортиджи.
— Н-Нет! Шила И… — прошептал Фуго. — Не говори мне, что ты хочешь пожертвовать собой.
До этого сидевший в темноте Массимо Вольпе поднялся, почувствовав приближение своих врагов. Анжелика за его спиной пустыми глазами смотрела на звёздное небо. Её станд был в действии, но её сознание будто бы не знало об этом. Вольпе проверил её пульс.
— С тобой всё будет хорошо. Я ненадолго отойду и вернусь, Анжелика.
Она никак не показала, что услышала его слова, но Вольпе не стал пытаться до неё достучаться. Развернувшись, он вышел из комнаты.
Время от времени с улицы раздавался взрыв или скрежет металла, но она ни разу не обратила на это ни малейшего внимания. Обстановка слегка переменилась, когда в окно влетела небольшая птичка и, чирикая, опустилась на её палец. Анжелика приблизила ладонь к своему уху и начала слушать её тонкое щебетание, похожее на звон колокольчика.
Её до этого бледное лицо покраснело от ярости, а тёмный огонь блеснул в глазах.
— …ты за это заплатишь, Фуго. Ты за это заплатишь!
Продолжая бормотать себе под нос, она попыталась подняться, но её ноги подкосились. Ей пришлось облокотиться на стену, чтобы попросту не рухнуть на пол. Почти ползком она покинула тёмную комнату.
Тяжело дыша, Витторио вбежал в Duomo. Его взгляд сразу же устремились на алтарь, где хранились мощи святого Лучии, но его волновала не сама гробница, а стена рядом с ней.
— Семь, три, четыре…
Он считал камни таким образом, как ему объяснял Кокаки, и наконец его пальцы нащупали плиту, которая слегка отличалась от остальных. Он использовал Dolly Dagger для того, чтобы разрушить камень и достать предмет, скрытый за ним — тот не превышал по размеру человеческое лицо.
Оно — лицо, вырезанное из камня, — было тяжёлым, непохожим по работе ни на римскую, ни на греческую скульптуру. Оно было созданы ацтеками.
Каменная маска — так её назвал их информатор. Никто не знал наверняка, каково было её истинное имя. Нацисты приложили множество усилий к поиску её истоков, но безрезультатно.
— Это она! — сказал Витторио, ощущая её вес рукой. Ему казалось, что пустые глаза маски смотрели на него. Он сглотнул. — Но как она работает?
Витторио перевернул её — изнутри на ней что-то было написано, но он не мог читать по-ацтекски. Теперь, когда он нашёл то, что искал, можно было возвращаться к Вольпе. Он повернулся и… Услышал чьи-то хлопки.
Что за…?
Все на этом острове сошли с ума, но эти хлопки не звучали безумно. Витторио запаниковал. Маска внезапно исчезла с его ладони: она была на полу — но он не слышал, как она упала. Витторио нагнулся, чтобы поднять её, но маска стала убегать от него, будто живая, двигаясь как таракан: чересчур быстро и с неприятным звуком щелчков. Витторио попытался её догнать.
Маска бежала прямо к центральному выходу из Duomo. Там стоял мужчина — это он хлопал в ладоши. Маска подбежала к его ногам и остановилась. Мужчина был модно одет, на голове у него была шляпа Борсалино — это был никто иной, как Канноло Муроло.
Прежде чем Витторио успел хотя бы удивиться, что Муроло был ещё жив, тот поднял с пола маску одной рукой, одновременно с этим до крови кусая указательный палец второй руки. Следом он сделал так, чтобы красная капля упала на маску, — трещины на её поверхности тут же впитали в себя кровь, и маска снова дёрнулась, как живая. Дюжина острых выгнутых шипов мгновенно вылезли из её краёв: если бы та была на ком-то надета, то череп оказался бы пробит. Этот механизм был призван «пробудить» истинную силу, сокрытую в человеческом мозгу. Посмотрев на результат своих действий, Муроло удовлетворительно кивнул.
— Она настоящая, — пробурчал он себе под нос, затем достал пистолет из кармана своего пиджака, приставил дуло к маске и спустил курок.
Муроло двигался так быстро и гладко, что Витторио даже не понял, что произошло, пока маска не осыпалась на пол сотнями осколков. Звук выстрела эхом отразился от высоких потолков собора.
— С-####! — завопил Витторио. — Нет… нет! Что ты наделал?!
Муроло бросил на него безразличный взгляд.
— Бессмертие, да? Знаешь, что мне сказал Джорно? Он сказал: «Ничто в этом мире не вечно и не всесильно. Всё, что появляется на свет, — не более, чем краткосрочная иллюзия», — с каждым словом его голос становился всё увереннее. — Моей главной целью всегда было уничтожение этой маски. Именно поэтому вам и была дана возможность зайти так далеко. Нам было нужно, чтобы вы привели нас к нужному месту.
— Что-о-о-о?!
— Самому Джорно нельзя приближаться к маске — учитывая её историю, если бы он поступил так, это привлекло бы внимание Джотаро Куджо и фонда Спидвагона. Поэтому здесь я, служу его глазами и руками, — он пристально посмотрел на Витторио. — Ты хорошо справился со своей ролью.
— Сдохни, ублюдок, мразь! — закричал Витторио, выхватывая свой кинжал. Лицо Муроло ясно отразилось в лезвии кинжала. — Моя Dolly Dagger прикончит тебя!
Витторио перерезал себе горло. Из него мгновенно брызнула кровь, но семьдесят процентов вреда всё равно должны были перейти на того, кто отразился в лезвии, оставив на Витторио лишь маленькую царапину. Он терпел тридцать процентов урона, а взамен его станд переносил большую часть раны на врага. Именно это делало Dolly Dagger такой могущественной.
У этой силы не было никаких исключений, ничто не могло защититься от эффекта этого станда. Какие бы повреждения ни появлялись на теле Витторио, они отражались и на его враге. Его кинжал мог разрезать бриллиант как масло. У Муроло не было и шанса — по крайней мере, так думал Витторио… но прошла секунда, другая — Муроло спокойно стоял всё на том же месте, а его горло было цело и невредимо.
— Что? — пролепетал Витторио, не понимая произошедшего.
Что-то медленно упало с потолка, качаясь на ветру, гулявшему внутри собора; небольшой кусок плотной бумаги — игральная карта. Валет треф бесшумно опустился на пол. На карте был длинный разрез, почти поделивший её пополам; горло фигуры, нарисованной на карте, было перерезано.
— Что за…?
Витторио поднял глаза и шумно вздохнул ни то от удивления, ни то от ужаса. Весь высокий потолок Duomo был усеян ими — целая колода карт, каждая с крохотными руками и ногами, расселась на потолках, стенах и цветных витражах.
— Что… это такое?
— Труппа Watchtower — это всего лишь сценическое имя. Они — ассасины под прикрытием. Пятьдесят три карты, один станд — это мой All Along the Watchtower.
— Ух-х…
Эти карты вытащили маску из его рук. Они были столь малы, что могли пролезть куда угодно, спрятаться и добыть любую информацию для своего хозяина. Идеальная способность для шпиона.
— Если верить результатам исследований фонда Спидвагона, то наличие у человека станда, состоящего из большого количества отдельных живых объектов, означает, что у хозяина пустота в душе. Таким стандом была Metallica Ризотто Неро и ещё два станда в небольшом японском городе Морио, которые назывались Bad Company и Harvest. У каждого из этих людей не хватало чего-то особенно необходимого в их психике. Такие люди готовы пойти на всё — даже предать самого близкого друга из-за обычной жадности — думаю, ты понимаешь о чём я. И вот, я такой же, — сказал Муроло. — Я сам себе не верю, поэтому мой станд не един. Я не думаю, что на свете существует хоть что-то постоянное.
Одна карта у его ног что-то пела. Это был Джокер.
— Ла-ла, ла-ла-ла, лэ-ла-ла, лэ-ла-лэ-ла…
Она пела Vitti 'na Crozza. Это было следствиеv атаки Night Bird Flying.
— Ты хочешь сказать, что… — Витторио снова посмотрел на колоду, а затем на Муроло.
— Именно, — Муроло кивнул. — Твой станд и станд Анжелики Аттанасио — они действуют на меня, но весь эффект делится на пятьдесят три. Станд, атакующий меня, должен сначала расправиться с каждой из моих карт, и тогда, возможно, часть вреда настигнет и меня. Ты понимаешь, что это значит?
— Господи…
— Каждый раз, когда ты себя ранишь, тридцать процентов вреда остаётся на тебе. Но лишь одна пятьдесят третья доходит до меня. Тут и сравнивать то глупо: 30% тебе — 1.9% мне, и с этим ты ничего не можешь поделать. Я твой естественный враг. Неважно, как сильно ты будешь стараться, тебе меня не победить.
— А-а-а-агх!
— Так вот, Витторио Катальди. Ты знаешь, почему я так терпеливо всё это тебе объясняю?
— У-у-уг-гх-х…
— Потому что я понимаю, что ты чувствуешь. Ты такой же, как я: в твоём сердце зияющая дыра. Ты родился на самом низу социальной лестницы, к тебе относились как к отбросу, у тебя не было надежды. Кража или убийство стали для тебя обычным делом. Тебе незнакомы муки совести. У тебя нет никаких страхов, и может показаться, что это — хорошая черта, но на самом деле это означает лишь то, что в твоей жизни никогда не было чего-то достаточно для тебя ценного, что ты страшился бы потерять. Всю свою жизнь ты бросался в ярости на всё, что тебя хоть немного раздражало. Такой же была и моя жизнь— до тех пор, как я встретил его.
— Гх-х…
— Я считал себя неуязвимым. Я был уверен, что способен убить любого. Когда я стравил Дьяволо и Ризотто, я даже не получил от этого удовольствия. Этот ход был лишь для моей собственной выгоды. Я ни на секунду не волновался обо всём происходящем, никогда не позволял себе расстраиваться или нервничать из-за кого-то в течение всей моей жизни. Но затем…
Муроло посмотрел в сторону, словно вспоминая что-то.
— Впервые за всю свою жизнь я искренне подумал: «Этого человека я не хочу разочаровать». Знаешь, что он сказал мне при нашей первой встрече? «Ты никого не предавал, потому что никто никогда не полагался на тебя. Ты никому не веришь, поэтому никто никогда не верил тебе. Твоя несокрушимость бесполезна. Может, ты и силён, но для тебя нет будущего, в котором твоя жизнь будет иметь хоть какой-то смысл. Бесполезно. Бесполезно». Я был до смерти напуган его словами: он видел меня насквозь, и мне стало чудовищно стыдно. Никогда прежде я не чувствовал подобного. Впервые в жизни я испытал муки совести. Ничто не могло выбить меня из колеи. До этого чувства жизнь проходила мимо меня, ничего не оставляя в моей душе.
Витторио не мог ничего сказать в ответ этой исповеди.