мышиный дом

«П-пожалуйста, — пробормотала Магга. — Сегодня не лучшая ночь для...»

Волк свесил огромный розовый язык набок, продолжая скалиться.

«Все ночи хороши, чтобы хватать когтями и дырявить клыками», — ответил он, смеясь.

«И все дни тоже, — добавила Овца, — при свете дня ничто не закрывает вид».

«Но сегодня нет луны! — воскликнула Магга. Она двигалась размашисто, как Иллюзиан учил её, — такие жесты хорошо видны даже задним рядам. — Она укутана покрывалом облаков, сокрыта от моих и ваших глаз. А если нет луны, то что же я увижу последним перед смертью?»

«Мы видим луну, — ответила Овечка, поглаживая свой знаменитый лук. — Она всегда там».

«Но нет звёзд! — снова попыталась Магга, на этот раз жестикулируя не так величественно и говоря не так громко. — Нет россыпи мерцающих бриллиантов, озаряющих бархат неба. Может ли встретивший Овечку и Волка надеяться увидеть что-то красивее?

«Существо по имени Магга играет в новую игру, — прорычал Волк. — Она называется «тянуть время».

Он остановился и склонил голову набок. Обернувшись мордой к Магге, он заговорил. «Может, мы лучше поиграем в «поймай существо по имени Магга и разорви его на кусочки»? Волк клацнул зубами для пущего эффекта.

«Давай спросим у неё, — предложила Овца. — Магга! Ты выбираешь погоню Волка или мою стрелу?»

Маггу сотрясала дрожь. Она судорожно оглядывалась, пытаясь запомнить в деталях весь окружающий мир. Не такое уж и плохое место для гибели. Трава. Деревья. Старинная арка. Тишина, повисшая в воздухе.

«Я выбираю стрелу Овечки, — произнесла она, смотря на грубую кору деревьев. — Я представляю, словно взбираюсь на самые высокие ветки, как в детстве. Только на этот раз я буду карабкаться вечно. Так это ощущается, когда вы забираете людей?»

«Нет, — ответила Овечка, — но это красивый образ. Не бойся, юная дева, мы просто развлекаемся. Это ты пришла к нам сегодня, а не мы к тебе».

«Я не могу преследовать существо по имени Магга, — пробурчал Волк с ноткой разочарования в голосе. — Но вокруг столько других существ. Существ, готовых к погоням и укусам. Поспешим, Овечка. Я голоден».

«Знай, что нам понравилась твоя игра, и мы будем смотреть на неё до того дня, пока не встретимся с тобой снова».

Волк обошёл Маггу и растворился в лесу. Тень проскользнула прочь в высокую траву. Магга обернулась к древней арке. Овечка исчезла.

Актриса побежала сломя голову.

Прежде чем мы поговорим про Киру, давайте скажем пару слов про Морио.

Город смоделирован по новому строящемуся поселению около места, где я рос. В те времена я смотрел на эти новые дома и чувствовал тревогу вместо восторга. “Все ли шло хорошо [там]?”

Глядя снаружи, вы видите все эти теплые огни в домах, но вам не ведомо, что люди делают внутри. Эти дома выглядели точно так же, как и те, что строились, и все выглядели идеально и счастливо. Не заставляет ли это вас думать о том, что Кира может быть там? [скрываться - п.п.] (смеется)

В “Несокрушимом Алмазе” моей целью было построить город. Я хотел нарисовать юмор и страх, который может скрываться за личиной ежедневной жизни. Даже сейчас могут произойти самые невероятные вещи, если я просто поменяю свою точку зрения.

Я также был сильно впечатлен романами Стивена Кинга. Я много их читал в 80-х и 90-х, но особенно мне понравился “Мизери”. Основа заложена, и вы начинаете погружаться все глубже и глубже в историю. В те времена я читал много романов Кинга.

Еще в 4-й части я смог найти применение множеству моих предпочтений, поэтому это было весело. Игры, магазины, итальянские рестораны! Что касается ресторана Тонио, то я обратил большое внимание на его украшения. Было здорово этим заниматься… А исследование на тему было очень простым - мне просто нужно было съездить домой в Сендай (смеется). Я приезжал, делал пару снимков у сувенирного магазина и зарисовывал их - все в рамках того, чтобы меня не отругали [за фривольные путешествия], конечно же!

Кстати, про прическу Джоске, даже мой редактор выражал свое несогласие вроде: “Пожалуйста, нарисуй главного персонажа, подходящего под это время”. Но мне кажется хорошо, что он таким не был. То, как он заботится о своей прическе, очень в духе “шпаны 70-х - 80-х”, разве нет? Хотя если съездить в деревню, то часто можно встретить таких людей (смеется). Когда я был студентом, то избегал таких ребят, потому что они пугали меня, но теперь есть даже что-то очаровательное в них.

Кажется, когда мы переиздавали мангу, то было где-то 7 томов посвященных только моментам с Кирой. Я такой подумал “Вау, я правда его так много рисовал?”

Одна из фишек “Несокрушимого Алмаза” - это то, что Ужас может ожидать прямо за пределами наших повседневных жизней. Причина этому то, что я любил читать книги про серийных убийц в 80-х. Прямо перед тем, как “Молчание Ягнят” было опубликовано, и весь жанр стал трендом. Я хотел понять, каковы же мотивы серийных убийц. Почему вы рождаетесь человеком и так поступаете? Такие вопросы правда интересовали меня, и действия подобных людей я нахожу действительно страшными.

Поэтому когда я начал рисовать “повседневную жизнь”, то сразу предположил, что серийный убийца будет врагом. Немного не таким, как в “Крестоносцах звездной пыли”. Таким, что может ждать. Враги в “Крестоносцах” сами нападали на персонажей, но [я подумывал о] враге, что станет заманивать в ловушку… Я подумывал нарисовать что-то в таком духе, но не представлял Киру как определенного персонажа с самого начала.

Первыми были враги уровня учеников вроде Окуясу и Кейчо, а также гитарист Отоиши Акира. Сначала я думал о врагах подобного уровня, о правонарушителях. Причиной этому было то, что я не хотел иметь “Главного злодея”. Когда вы создаете “главного злодея”, которого нужно превзойти, который является целью, читатели не могут сосредоточиться на чем-то кроме него. Я не хотел, чтобы это стало слабостью работы. Каждую историю, что я рисовал, я хотел, чтобы внимание было сосредоточено на том, что сейчас.

Но, кажется, читатели “ДжоДжо” хотели “Главного злодея”, думаю, это ДИО создал слишком сильное впечатление… так что когда мне показалось, что все движется к концу, я придумал Киру.

Фамилия “Кира”, конечно же, берет свое начало от “Киллер” - убийца. Это очень просто (смеется) Имя “Йошикаге”... я хотел, чтобы первые кандзи имени и фамилии были одинаковыми. Как и у ДжоДжо, верно? Его должно быть легче запомнить, если я начну их с кандзи “吉”. Вот и все. Но звучало правильно.

Первое появление я нарисовал с точки зрения Киры. Я хотел нарисовать что-то от вида антагониста. До того момента я рисовал злодеев только с точки зрения протагонистов - как они видели злодеев. Но у антагонистов тоже есть точка зрения, и я хотел показать, что у них на уме. Почему Кира совершает убийства? И я хотел нарисовать так, чтобы он оставался антагонистом и не становился протагонистом.

— …Похоже, теперь моя очередь.
До этого сидевший в темноте Массимо Вольпе поднялся, почувствовав приближение своих врагов. Анжелика за его спиной пустыми глазами смотрела на звёздное небо. Её станд был в действии, но её сознание будто бы не знало об этом. Вольпе проверил её пульс.

— С тобой всё будет хорошо. Я ненадолго отойду и вернусь, Анжелика.

Она никак не показала, что услышала его слова, но Вольпе не стал пытаться до неё достучаться. Развернувшись, он вышел из комнаты.

Время от времени с улицы раздавался взрыв или скрежет металла, но она ни разу не обратила на это ни малейшего внимания. Обстановка слегка переменилась, когда в окно влетела небольшая птичка и, чирикая, опустилась на её палец. Анжелика приблизила ладонь к своему уху и начала слушать её тонкое щебетание, похожее на звон колокольчика.

Её до этого бледное лицо покраснело от ярости, а тёмный огонь блеснул в глазах.

— …ты за это заплатишь, Фуго. Ты за это заплатишь!

Продолжая бормотать себе под нос, она попыталась подняться, но её ноги подкосились. Ей пришлось облокотиться на стену, чтобы попросту не рухнуть на пол. Почти ползком она покинула тёмную комнату.

Кафедральный собор Сиракуз, более известный как Duomo, может похвастаться самой великолепной архитектурой на всей Ортидже — острове, переполненном памятниками культуры. После того, как в пятом веке Гелон покорил Сиракузы, он перестроил храм, посвящённый Афине, в модном в то время дорическом стиле — это заметно по дорическим колоннам, украшающим собор. Храм перестраивался неоднократно, и может показаться, что внешняя и внутренняя его стороны принадлежат совершенно разным зданиям. Изнутри собор выглядит просто и ровно, что характерно для времён пост-ренессанса. Даже если снаружи воздух влажный из-за близости моря, внутри всегда по-своему холодно.
Тяжело дыша, Витторио вбежал в Duomo. Его взгляд сразу же устремились на алтарь, где хранились мощи святого Лучии, но его волновала не сама гробница, а стена рядом с ней.

— Семь, три, четыре…

Он считал камни таким образом, как ему объяснял Кокаки, и наконец его пальцы нащупали плиту, которая слегка отличалась от остальных. Он использовал Dolly Dagger для того, чтобы разрушить камень и достать предмет, скрытый за ним — тот не превышал по размеру человеческое лицо.

Оно — лицо, вырезанное из камня, — было тяжёлым, непохожим по работе ни на римскую, ни на греческую скульптуру. Оно было созданы ацтеками.

Каменная маска — так её назвал их информатор. Никто не знал наверняка, каково было её истинное имя. Нацисты приложили множество усилий к поиску её истоков, но безрезультатно.

— Это она! — сказал Витторио, ощущая её вес рукой. Ему казалось, что пустые глаза маски смотрели на него. Он сглотнул. — Но как она работает?

Витторио перевернул её — изнутри на ней что-то было написано, но он не мог читать по-ацтекски. Теперь, когда он нашёл то, что искал, можно было возвращаться к Вольпе. Он повернулся и… Услышал чьи-то хлопки.

Что за…?

Все на этом острове сошли с ума, но эти хлопки не звучали безумно. Витторио запаниковал. Маска внезапно исчезла с его ладони: она была на полу — но он не слышал, как она упала. Витторио нагнулся, чтобы поднять её, но маска стала убегать от него, будто живая, двигаясь как таракан: чересчур быстро и с неприятным звуком щелчков. Витторио попытался её догнать.

Маска бежала прямо к центральному выходу из Duomo. Там стоял мужчина — это он хлопал в ладоши. Маска подбежала к его ногам и остановилась. Мужчина был модно одет, на голове у него была шляпа Борсалино — это был никто иной, как Канноло Муроло.

Прежде чем Витторио успел хотя бы удивиться, что Муроло был ещё жив, тот поднял с пола маску одной рукой, одновременно с этим до крови кусая указательный палец второй руки. Следом он сделал так, чтобы красная капля упала на маску, — трещины на её поверхности тут же впитали в себя кровь, и маска снова дёрнулась, как живая. Дюжина острых выгнутых шипов мгновенно вылезли из её краёв: если бы та была на ком-то надета, то череп оказался бы пробит. Этот механизм был призван «пробудить» истинную силу, сокрытую в человеческом мозгу. Посмотрев на результат своих действий, Муроло удовлетворительно кивнул.

— Она настоящая, — пробурчал он себе под нос, затем достал пистолет из кармана своего пиджака, приставил дуло к маске и спустил курок.

Муроло двигался так быстро и гладко, что Витторио даже не понял, что произошло, пока маска не осыпалась на пол сотнями осколков. Звук выстрела эхом отразился от высоких потолков собора.

— С-####! — завопил Витторио. — Нет… нет! Что ты наделал?!

Муроло бросил на него безразличный взгляд.

— Бессмертие, да? Знаешь, что мне сказал Джорно? Он сказал: «Ничто в этом мире не вечно и не всесильно. Всё, что появляется на свет, — не более, чем краткосрочная иллюзия», — с каждым словом его голос становился всё увереннее. — Моей главной целью всегда было уничтожение этой маски. Именно поэтому вам и была дана возможность зайти так далеко. Нам было нужно, чтобы вы привели нас к нужному месту.

— Что-о-о-о?!

— Самому Джорно нельзя приближаться к маске — учитывая её историю, если бы он поступил так, это привлекло бы внимание Джотаро Куджо и фонда Спидвагона. Поэтому здесь я, служу его глазами и руками, — он пристально посмотрел на Витторио. — Ты хорошо справился со своей ролью.

— Сдохни, ублюдок, мразь! — закричал Витторио, выхватывая свой кинжал. Лицо Муроло ясно отразилось в лезвии кинжала. — Моя Dolly Dagger прикончит тебя!

Витторио перерезал себе горло. Из него мгновенно брызнула кровь, но семьдесят процентов вреда всё равно должны были перейти на того, кто отразился в лезвии, оставив на Витторио лишь маленькую царапину. Он терпел тридцать процентов урона, а взамен его станд переносил большую часть раны на врага. Именно это делало Dolly Dagger такой могущественной.

У этой силы не было никаких исключений, ничто не могло защититься от эффекта этого станда. Какие бы повреждения ни появлялись на теле Витторио, они отражались и на его враге. Его кинжал мог разрезать бриллиант как масло. У Муроло не было и шанса — по крайней мере, так думал Витторио… но прошла секунда, другая — Муроло спокойно стоял всё на том же месте, а его горло было цело и невредимо.

— Что? — пролепетал Витторио, не понимая произошедшего.

Что-то медленно упало с потолка, качаясь на ветру, гулявшему внутри собора; небольшой кусок плотной бумаги — игральная карта. Валет треф бесшумно опустился на пол. На карте был длинный разрез, почти поделивший её пополам; горло фигуры, нарисованной на карте, было перерезано.

— Что за…?

Витторио поднял глаза и шумно вздохнул ни то от удивления, ни то от ужаса. Весь высокий потолок Duomo был усеян ими — целая колода карт, каждая с крохотными руками и ногами, расселась на потолках, стенах и цветных витражах.

— Что… это такое?

— Труппа Watchtower — это всего лишь сценическое имя. Они — ассасины под прикрытием. Пятьдесят три карты, один станд — это мой All Along the Watchtower.

— Ух-х…

Эти карты вытащили маску из его рук. Они были столь малы, что могли пролезть куда угодно, спрятаться и добыть любую информацию для своего хозяина. Идеальная способность для шпиона.

— Если верить результатам исследований фонда Спидвагона, то наличие у человека станда, состоящего из большого количества отдельных живых объектов, означает, что у хозяина пустота в душе. Таким стандом была Metallica Ризотто Неро и ещё два станда в небольшом японском городе Морио, которые назывались Bad Company и Harvest. У каждого из этих людей не хватало чего-то особенно необходимого в их психике. Такие люди готовы пойти на всё — даже предать самого близкого друга из-за обычной жадности — думаю, ты понимаешь о чём я. И вот, я такой же, — сказал Муроло. — Я сам себе не верю, поэтому мой станд не един. Я не думаю, что на свете существует хоть что-то постоянное.

Одна карта у его ног что-то пела. Это был Джокер.

— Ла-ла, ла-ла-ла, лэ-ла-ла, лэ-ла-лэ-ла…

Она пела Vitti 'na Crozza. Это было следствиеv атаки Night Bird Flying.

— Ты хочешь сказать, что… — Витторио снова посмотрел на колоду, а затем на Муроло.

— Именно, — Муроло кивнул. — Твой станд и станд Анжелики Аттанасио — они действуют на меня, но весь эффект делится на пятьдесят три. Станд, атакующий меня, должен сначала расправиться с каждой из моих карт, и тогда, возможно, часть вреда настигнет и меня. Ты понимаешь, что это значит?

— Господи…

— Каждый раз, когда ты себя ранишь, тридцать процентов вреда остаётся на тебе. Но лишь одна пятьдесят третья доходит до меня. Тут и сравнивать то глупо: 30% тебе — 1.9% мне, и с этим ты ничего не можешь поделать. Я твой естественный враг. Неважно, как сильно ты будешь стараться, тебе меня не победить.

— А-а-а-агх!

— Так вот, Витторио Катальди. Ты знаешь, почему я так терпеливо всё это тебе объясняю?

— У-у-уг-гх-х…

— Потому что я понимаю, что ты чувствуешь. Ты такой же, как я: в твоём сердце зияющая дыра. Ты родился на самом низу социальной лестницы, к тебе относились как к отбросу, у тебя не было надежды. Кража или убийство стали для тебя обычным делом. Тебе незнакомы муки совести. У тебя нет никаких страхов, и может показаться, что это — хорошая черта, но на самом деле это означает лишь то, что в твоей жизни никогда не было чего-то достаточно для тебя ценного, что ты страшился бы потерять. Всю свою жизнь ты бросался в ярости на всё, что тебя хоть немного раздражало. Такой же была и моя жизнь— до тех пор, как я встретил его.

— Гх-х…

— Я считал себя неуязвимым. Я был уверен, что способен убить любого. Когда я стравил Дьяволо и Ризотто, я даже не получил от этого удовольствия. Этот ход был лишь для моей собственной выгоды. Я ни на секунду не волновался обо всём происходящем, никогда не позволял себе расстраиваться или нервничать из-за кого-то в течение всей моей жизни. Но затем…

Муроло посмотрел в сторону, словно вспоминая что-то.

— Впервые за всю свою жизнь я искренне подумал: «Этого человека я не хочу разочаровать». Знаешь, что он сказал мне при нашей первой встрече? «Ты никого не предавал, потому что никто никогда не полагался на тебя. Ты никому не веришь, поэтому никто никогда не верил тебе. Твоя несокрушимость бесполезна. Может, ты и силён, но для тебя нет будущего, в котором твоя жизнь будет иметь хоть какой-то смысл. Бесполезно. Бесполезно». Я был до смерти напуган его словами: он видел меня насквозь, и мне стало чудовищно стыдно. Никогда прежде я не чувствовал подобного. Впервые в жизни я испытал муки совести. Ничто не могло выбить меня из колеи. До этого чувства жизнь проходила мимо меня, ничего не оставляя в моей душе.

Витторио не мог ничего сказать в ответ этой исповеди.