
Отзыв на онгоинг
Вашему Высокоблагородию смиреннейшее послание, исполненное скорби и негодования касательно нынешнего состояния так называемого "искусства".
Мне представляется, что общество наше, некогда славное взыскательностью и утончённым вкусом, ныне утратило всякое чувство меры и достоинства. Люди, некогда преклонявшие колено пред истинной красотой, ныне восхищаются безвкусицей, нарекая её «новаторством». Ах, как низко пал венец художественного чина, когда в ранг искусства возводится столь явный вздор!
Позвольте, Ваше Сиятельство, мне излить боль души, взирающей на сие зрелище. Персонажи, кои должны были бы вдохновлять и пленять взор, изображены столь несуразно, что взор благовоспитанного человека отвращается немедля. Их лица лишены жизни, пропорции — благопристойности, движения — грации. Смотрю я на них, и сердце сжимается от стыда за саму идею изобразительного искусства.
Анимация же — ах, если бы можно было сию несуразность назвать движением! Нет, сие не танец линий и красок, но конвульсия бессмысленная, будто бы души героев сковали цепями и заставили дёргаться под бичом механического ритма. Никакой живости, никакого дыхания — лишь тень былого мастерства, жалкое подобие жизни, что вызывает не восхищение, но тоску и усмешку.
Что касается звука и озвучки, то, клянусь, даже колокольня, разбитая молнией, звучала бы приятнее. Голоса сиплые, нестройные, эмоции не прожиты, но выдавлены, а музыка — не сопровождение, но пытка слуха. Сей звуковой хаос способен обратить в бегство даже терпеливого монаха, привыкшего к скорби и посту.
Но, быть может, Вы спросите, Ваше Сиятельство, а каков же сюжет, что держит всё сие воедино? Увы, держаться там нечему. Сюжет сей подобен пустому залу, где лишь сквозняки бродят меж стен. Мысль там не рождена, логика умерла в младенчестве, а чувства утонули в собственном ничтожестве. Прошла уж седьмая серия, а я всё ищу хоть крупицу смысла — и нахожу лишь прах да пыль.
Мир, в коем сие действо разворачивается, столь безжизнен, что даже фонари, кажется, горят от скуки. Нет там ни дыхания ветра, ни духа созидания, ни капли очарования. Всё выстроено напоказ, без любви, без души, без Божьей искры.
А персонажи — о, как же убого их внутреннее убранство! Не люди они, но пустые оболочки, движимые волей бездарного творца. Их слова не трогают, поступки не убеждают, чувства не рождают. Сие не характеры, но тени на стене, лишённые всякой индивидуальности.
И потому, Ваше Сиятельство, осмелюсь сказать: если таково ныне зовётся искусством, то позвольте мне пребывать в сладостном неведении. Лучше остаться невеждой, чем взывать к красоте и слышать в ответ этот убогий скрежет. Да сохранит нас Господь от подобных «шедевров», коих место не в залах искусства, но в чулане забвения.
С неизменным почтением и глубочайшим разочарованием,
Ваш покорный слуга, наблюдатель скорбного упадка вкуса.
Мне представляется, что общество наше, некогда славное взыскательностью и утончённым вкусом, ныне утратило всякое чувство меры и достоинства. Люди, некогда преклонявшие колено пред истинной красотой, ныне восхищаются безвкусицей, нарекая её «новаторством». Ах, как низко пал венец художественного чина, когда в ранг искусства возводится столь явный вздор!
Позвольте, Ваше Сиятельство, мне излить боль души, взирающей на сие зрелище. Персонажи, кои должны были бы вдохновлять и пленять взор, изображены столь несуразно, что взор благовоспитанного человека отвращается немедля. Их лица лишены жизни, пропорции — благопристойности, движения — грации. Смотрю я на них, и сердце сжимается от стыда за саму идею изобразительного искусства.
Анимация же — ах, если бы можно было сию несуразность назвать движением! Нет, сие не танец линий и красок, но конвульсия бессмысленная, будто бы души героев сковали цепями и заставили дёргаться под бичом механического ритма. Никакой живости, никакого дыхания — лишь тень былого мастерства, жалкое подобие жизни, что вызывает не восхищение, но тоску и усмешку.
Что касается звука и озвучки, то, клянусь, даже колокольня, разбитая молнией, звучала бы приятнее. Голоса сиплые, нестройные, эмоции не прожиты, но выдавлены, а музыка — не сопровождение, но пытка слуха. Сей звуковой хаос способен обратить в бегство даже терпеливого монаха, привыкшего к скорби и посту.
Но, быть может, Вы спросите, Ваше Сиятельство, а каков же сюжет, что держит всё сие воедино? Увы, держаться там нечему. Сюжет сей подобен пустому залу, где лишь сквозняки бродят меж стен. Мысль там не рождена, логика умерла в младенчестве, а чувства утонули в собственном ничтожестве. Прошла уж седьмая серия, а я всё ищу хоть крупицу смысла — и нахожу лишь прах да пыль.
Мир, в коем сие действо разворачивается, столь безжизнен, что даже фонари, кажется, горят от скуки. Нет там ни дыхания ветра, ни духа созидания, ни капли очарования. Всё выстроено напоказ, без любви, без души, без Божьей искры.
А персонажи — о, как же убого их внутреннее убранство! Не люди они, но пустые оболочки, движимые волей бездарного творца. Их слова не трогают, поступки не убеждают, чувства не рождают. Сие не характеры, но тени на стене, лишённые всякой индивидуальности.
И потому, Ваше Сиятельство, осмелюсь сказать: если таково ныне зовётся искусством, то позвольте мне пребывать в сладостном неведении. Лучше остаться невеждой, чем взывать к красоте и слышать в ответ этот убогий скрежет. Да сохранит нас Господь от подобных «шедевров», коих место не в залах искусства, но в чулане забвения.
С неизменным почтением и глубочайшим разочарованием,
Ваш покорный слуга, наблюдатель скорбного упадка вкуса.
Комментарии
Твой комментарий

Нет комментариев